10.05.2012 в 22:54
Пишет Akatyairo Usagi:Адомми
Я никогда раньше вообще-то не писал про людей. Тем более про звезд. И вообще считал это уделом школьниц, томно вздыхающих о кумире. Но сегодня я с сожалением вынужден сообщить вам, что преступил черту.
По большой просьбе братика я написал не несущий никакой литературной ценности фик про двух достаточно известных людей. Просто выразил фантазии фанатов, зацепившись за несколько кадров с концертного выступления. Не то, чтобы я не старался при этом. Но это в самом деле просто маленькая сказка для Севушки на ночь.
Название: Неизбежен
Фендом: Adommy
Пейринг: Адам/Томми
Автор пытался так накраситься
От автора: Ну я, кажется, окончательно тронулся умом, поскольку вообще никогда не собирался писать о живых настоящих людях. Но братик так хотел, а я не могу ему отказать.
Дисклаймер: не извлекаю пользы, не рекламирую, ценю труд их продюссера.
Море-море...Любит ли Томми выходить на сцену? До недавнего времени, определенно любил. Это ощущение толпы, самозабвенно отдающейся музыке, которую ты делаешь… Ну ладно. Пусть не только ты. Но все равно ты сам участвуешь в этом. Толпа визжит, как поросята, дорвавшиеся до кормушки и еще не знающие, что впереди их ждет бойня…
О да, тяжелое сражение совсем как на войне. Только здесь речь идет не о жизни и смерти, а о сохранении привычного осознания мира. Именно поэтому Томми и не понимает теперь, как относится к выступлениям. С одной стороны и весело, вроде. А с другой, каждый концерт в Глем-бенде превращается в поле боя. Для него лично. Сначала война с Адамом, потом с собой. И победить во втором случае гораздо сложнее. Между двумя людьми всегда можно провести словестную границу, а вот от собственных желаний так легко не отделаешься.
- Черт бы их побрал, эти желания!..
- Что?
В полумраке уже покинутой остальными участниками группы гримерки лицо Сутана кажется особенно выразительным. Восточные черты, живость мимики, чуть певучий, хоть и не как у Адама, голос… Если бы не вопрос, Томми невольно залюбовался бы. А теперь, осознав, что озвучил мысль, смутился. Великих усилий стоило не покраснеть как школьнице, застуканной за первым еще учебным поцелуем с подружкой. И если бы не грим, щеки уже напоминали бы созревшие томаты.
- Ничего. Задумался.
Не удачный вышел ответ, и по черным хитрющим глазам видно, что Сутана не проведешь. Правильно, в общем то. Но все же лучше бы не знать, что этот трансвестит себе нафантазировал. Сказать по правде, Томми вообще боится его все понимающих глаз и хитрой улыбки. Взгляд словно в сознание проникает. Можно подумать, что разглядывая сидящего перед ним парня, стилист и гример видит не самого Ретлиффа, а большой плакат, на котором черным по белому гигантскими буквами написано нечто вроде «Ах, как я хочу целоваться с Адамом на сцене! Только боюсь». Или не черным, а каким-то другим ярким, сочным цветом.
- Ну нет, так нет. Закрой глаза.
Зачем? Закономерный вопрос после получаса мучений с макияжем этих самых глаз, но Томми почему то его не задает. Наверное, еще по-детски стесняется спрашивать. Раз попросили, значит, надо. Что он, в конце концов, знает о наложении грима? До нынешней работы это вообще как-то не требовалось. Майку почище напялил, шары сонные, после вчерашнего чуть покрасневшие, кулаками протер, поставил волосы торчком, и все – парень хоть куда, можно было на сцену выходить. А теперь столько сложностей… Одни линии на веке чего стоят! Гример и сам частенько бурчит под нос, вырисовывая чертовски стойкой подводкой толстые полосы, чтобы зрительно увеличить самые обычные от природы золотисто-карие глаза парня. Тут важно не заехать в уголок, иначе весь эффект насмарку.
Но сейчас, вопреки ожиданиям жмурящегося Томми, кисточка касается губ. Мягко так, но уверенно. Хочется поймать ее или хотя бы лизнуть. Совсем как язык так некстати вспомнившегося в очередной раз Адама. Остается понадеяться, что эмоции не отразились на лице, а то красней потом за них…
Контурный карандаш. Томми уже умеет определять на ощупь, чем его там красят. И вот еще несколько мазков кисти ближе к уголкам губ.
- Открывай.
Томми со смесью испуга и восхищения глядит на себя в зеркале. Или это не он? Куда пропал обычный макияж сладкого капризного мальчика? Из-за стекла на него смотрит какой-то почти незнакомый тип. Тип этот касается кончиком языка своих темно-вишневых губ. И только услышав капризное «Не слизывай!», Томми Джо Ретлифф вынужден признать - он действительно видит себя.
* **
- Леди и джентльмены, мистер Томми Джо Ретлифф!
Рука Адама уверенно обнимает бас-гитариста за плечи, подталкивая его к центру сцены для исполнения короткого, но эффектного соло. Так положено, и это уже привычно, но… Когда еще, цепляя ногтями вышитую букву «А» на спине Ламберта, тот почувствует на своих губах его полный изумления и обиды взгляд? Кажется, певец едва сдерживается, чтобы не прогнать Томми со сцены и заставить привести лицо в такой привычный порядок.
Порядок – это сладкий розовый блеск, от которого Адам так любит избавлять губы басиста в начале каждого «Fever». Но сегодня этого не будет. Томми нахально улыбается в ответ и опускает руку к гитаре. Толпа пищит, вынуждая всех участников действа делать вид, что все в ажуре. И только по потемневшим почти до синевы серо-голубым глазам видно, что сегодня публика останется без привычного, каждый раз долгожданного поцелуя.
- Слава Богу! – Бормочет себе под нос совершенно не набожный басист и улыбается залу, ловко перебирая пальцами по грифу. Сегодня он свободен.
Да, свободен. Несколько песен спустя Адам только щелкает зубами в непосредственной близости от губ Томми и делано недовольно скалится в ответ на счастливую улыбку. Тянет за длинную челку, отворачивает его голову от себя, не подозревая или делая вид, что не подозревает, от какого искушения только что избавил.
* **
- Спасибо. – Прочувствованно заявляет Томми уже после концерта в ответ на лукавый взгляд Сутана и не обращает внимания, как тот планомерно отступает к двери гримерной. Умыться бас-гитарист может и сам. Не велика наука. Вот даже полотенце казенного белого цвета уже приготовлено. Лежит себе на столе и дожидается, когда тот снимет рубашку и примется за лицо.
Хлопок двери сообщает, что Томми остался один. Но почему тогда на голой спине так отчетливо ощущается чужой до боли знакомый взгляд? И оборачиваться не надо, чтобы узнать его. Но Томми разворачивается, желая возмутиться, и уже открывает было рот… А вместо этого оказывается в цепком захвате руки, почти уютно державшей его в начале концерта.
Теперь все не так. Сейчас больно. Да только сказать об этом уже нечем. Вторая конечность Ламберта с силой стирает с губ вишневую помаду. Сухой ворс полотенца щекочет десны и остается привкусом отбеливателя на языке. Мучителя это ни мало не заботит. Томми уже знает, что тот не отпустит, пока не получит своего, и почему-то расслабляется.
«Неизбежность». – Думает он, жмурясь и затаив дыхание.
Стоит только закрыть глаза, не желая видеть все еще гневных очей Ламберта, и сомкнуть губы, чтобы несколько мгновений спустя почувствовать на них уже не вкус, напоминающий о прачечной, а шероховатый влажный язык. Теплое дыхание успокаивает еще больше. Чертовски приятно временно объединить с ним свое, получая то, от чего напрасно стремился сбежать любой ценой.
- Еще раз, и так просто не отделаешься. – Обещает Адам в избавленные от помады губы, не зная, что сейчас решила для себя его жертва.
* **
- Совсем дурной котенок. – Ласково и чуть зло выдыхает он же на ушко Томми, стоящему на сцене очередного города с новым слоем вишневой помады на губах, и слышит в ответ наглое «Ты обещал».
URL записиЯ никогда раньше вообще-то не писал про людей. Тем более про звезд. И вообще считал это уделом школьниц, томно вздыхающих о кумире. Но сегодня я с сожалением вынужден сообщить вам, что преступил черту.
По большой просьбе братика я написал не несущий никакой литературной ценности фик про двух достаточно известных людей. Просто выразил фантазии фанатов, зацепившись за несколько кадров с концертного выступления. Не то, чтобы я не старался при этом. Но это в самом деле просто маленькая сказка для Севушки на ночь.
Название: Неизбежен
Фендом: Adommy
Пейринг: Адам/Томми
Автор пытался так накраситься
От автора: Ну я, кажется, окончательно тронулся умом, поскольку вообще никогда не собирался писать о живых настоящих людях. Но братик так хотел, а я не могу ему отказать.
Дисклаймер: не извлекаю пользы, не рекламирую, ценю труд их продюссера.
Море-море...Любит ли Томми выходить на сцену? До недавнего времени, определенно любил. Это ощущение толпы, самозабвенно отдающейся музыке, которую ты делаешь… Ну ладно. Пусть не только ты. Но все равно ты сам участвуешь в этом. Толпа визжит, как поросята, дорвавшиеся до кормушки и еще не знающие, что впереди их ждет бойня…
О да, тяжелое сражение совсем как на войне. Только здесь речь идет не о жизни и смерти, а о сохранении привычного осознания мира. Именно поэтому Томми и не понимает теперь, как относится к выступлениям. С одной стороны и весело, вроде. А с другой, каждый концерт в Глем-бенде превращается в поле боя. Для него лично. Сначала война с Адамом, потом с собой. И победить во втором случае гораздо сложнее. Между двумя людьми всегда можно провести словестную границу, а вот от собственных желаний так легко не отделаешься.
- Черт бы их побрал, эти желания!..
- Что?
В полумраке уже покинутой остальными участниками группы гримерки лицо Сутана кажется особенно выразительным. Восточные черты, живость мимики, чуть певучий, хоть и не как у Адама, голос… Если бы не вопрос, Томми невольно залюбовался бы. А теперь, осознав, что озвучил мысль, смутился. Великих усилий стоило не покраснеть как школьнице, застуканной за первым еще учебным поцелуем с подружкой. И если бы не грим, щеки уже напоминали бы созревшие томаты.
- Ничего. Задумался.
Не удачный вышел ответ, и по черным хитрющим глазам видно, что Сутана не проведешь. Правильно, в общем то. Но все же лучше бы не знать, что этот трансвестит себе нафантазировал. Сказать по правде, Томми вообще боится его все понимающих глаз и хитрой улыбки. Взгляд словно в сознание проникает. Можно подумать, что разглядывая сидящего перед ним парня, стилист и гример видит не самого Ретлиффа, а большой плакат, на котором черным по белому гигантскими буквами написано нечто вроде «Ах, как я хочу целоваться с Адамом на сцене! Только боюсь». Или не черным, а каким-то другим ярким, сочным цветом.
- Ну нет, так нет. Закрой глаза.
Зачем? Закономерный вопрос после получаса мучений с макияжем этих самых глаз, но Томми почему то его не задает. Наверное, еще по-детски стесняется спрашивать. Раз попросили, значит, надо. Что он, в конце концов, знает о наложении грима? До нынешней работы это вообще как-то не требовалось. Майку почище напялил, шары сонные, после вчерашнего чуть покрасневшие, кулаками протер, поставил волосы торчком, и все – парень хоть куда, можно было на сцену выходить. А теперь столько сложностей… Одни линии на веке чего стоят! Гример и сам частенько бурчит под нос, вырисовывая чертовски стойкой подводкой толстые полосы, чтобы зрительно увеличить самые обычные от природы золотисто-карие глаза парня. Тут важно не заехать в уголок, иначе весь эффект насмарку.
Но сейчас, вопреки ожиданиям жмурящегося Томми, кисточка касается губ. Мягко так, но уверенно. Хочется поймать ее или хотя бы лизнуть. Совсем как язык так некстати вспомнившегося в очередной раз Адама. Остается понадеяться, что эмоции не отразились на лице, а то красней потом за них…
Контурный карандаш. Томми уже умеет определять на ощупь, чем его там красят. И вот еще несколько мазков кисти ближе к уголкам губ.
- Открывай.
Томми со смесью испуга и восхищения глядит на себя в зеркале. Или это не он? Куда пропал обычный макияж сладкого капризного мальчика? Из-за стекла на него смотрит какой-то почти незнакомый тип. Тип этот касается кончиком языка своих темно-вишневых губ. И только услышав капризное «Не слизывай!», Томми Джо Ретлифф вынужден признать - он действительно видит себя.
* **
- Леди и джентльмены, мистер Томми Джо Ретлифф!
Рука Адама уверенно обнимает бас-гитариста за плечи, подталкивая его к центру сцены для исполнения короткого, но эффектного соло. Так положено, и это уже привычно, но… Когда еще, цепляя ногтями вышитую букву «А» на спине Ламберта, тот почувствует на своих губах его полный изумления и обиды взгляд? Кажется, певец едва сдерживается, чтобы не прогнать Томми со сцены и заставить привести лицо в такой привычный порядок.
Порядок – это сладкий розовый блеск, от которого Адам так любит избавлять губы басиста в начале каждого «Fever». Но сегодня этого не будет. Томми нахально улыбается в ответ и опускает руку к гитаре. Толпа пищит, вынуждая всех участников действа делать вид, что все в ажуре. И только по потемневшим почти до синевы серо-голубым глазам видно, что сегодня публика останется без привычного, каждый раз долгожданного поцелуя.
- Слава Богу! – Бормочет себе под нос совершенно не набожный басист и улыбается залу, ловко перебирая пальцами по грифу. Сегодня он свободен.
Да, свободен. Несколько песен спустя Адам только щелкает зубами в непосредственной близости от губ Томми и делано недовольно скалится в ответ на счастливую улыбку. Тянет за длинную челку, отворачивает его голову от себя, не подозревая или делая вид, что не подозревает, от какого искушения только что избавил.
* **
- Спасибо. – Прочувствованно заявляет Томми уже после концерта в ответ на лукавый взгляд Сутана и не обращает внимания, как тот планомерно отступает к двери гримерной. Умыться бас-гитарист может и сам. Не велика наука. Вот даже полотенце казенного белого цвета уже приготовлено. Лежит себе на столе и дожидается, когда тот снимет рубашку и примется за лицо.
Хлопок двери сообщает, что Томми остался один. Но почему тогда на голой спине так отчетливо ощущается чужой до боли знакомый взгляд? И оборачиваться не надо, чтобы узнать его. Но Томми разворачивается, желая возмутиться, и уже открывает было рот… А вместо этого оказывается в цепком захвате руки, почти уютно державшей его в начале концерта.
Теперь все не так. Сейчас больно. Да только сказать об этом уже нечем. Вторая конечность Ламберта с силой стирает с губ вишневую помаду. Сухой ворс полотенца щекочет десны и остается привкусом отбеливателя на языке. Мучителя это ни мало не заботит. Томми уже знает, что тот не отпустит, пока не получит своего, и почему-то расслабляется.
«Неизбежность». – Думает он, жмурясь и затаив дыхание.
Стоит только закрыть глаза, не желая видеть все еще гневных очей Ламберта, и сомкнуть губы, чтобы несколько мгновений спустя почувствовать на них уже не вкус, напоминающий о прачечной, а шероховатый влажный язык. Теплое дыхание успокаивает еще больше. Чертовски приятно временно объединить с ним свое, получая то, от чего напрасно стремился сбежать любой ценой.
- Еще раз, и так просто не отделаешься. – Обещает Адам в избавленные от помады губы, не зная, что сейчас решила для себя его жертва.
* **
- Совсем дурной котенок. – Ласково и чуть зло выдыхает он же на ушко Томми, стоящему на сцене очередного города с новым слоем вишневой помады на губах, и слышит в ответ наглое «Ты обещал».