Я, наверное, сгрызла бы карандаш, только здесь приучили писать пером. Я волнуюсь, нервничаю сейчас, и опять пишу не о том. Знаешь, мама, здесь вовсе не плохо, почти все, как он говорил. Только честно, все же, мне сложно: они не такие как мы.
Ты, ведь знаешь, родная, меня лучше всех: меня тяжело напугать. Я не боюсь одна против всех, лишь бы право свое отстоять. Только мама, представь, здесь дружить нельзя, если другой у нашивки цвет. Только "свои", почему-то, друзья, и "враги" - другой факультет. Я не слушаю, мама, решаю сама - как всегда, впрочем, ты же поймешь! Мне не важно, какие у герба цвета, и куда ты здесь попадешь. Это глупо, правда? Ведь я права, и решать нужно самому? Иногда, дорогая, я очень боюсь, что поверила не тому...
Здесь все, вроде бы, как всегда: колдовать в коридорах нельзя и нельзя в запретный лес, но у многих горят глаза - кто-то все же туда полез. Ты же знаешь - мальчишки спешат доказать, что каждый смелее других... варю зелья для нашего мед.крыла - все считают, что я разбираюсь в них.
А девчонки смешные, мам, каждый раз, когда я убегаю от них, они мне вечерами хором твердят, что нельзя, он - "не из своих". Я смеюсь, родная, я просто шучу, улыбаюсь или молчу. Я не знаю, мама, как им доказать, что я делаю то, что хочу.
Мне говорят - "им нельзя доверять!", но ведь он - мой первый друг. Если веру в него у меня отнять - что останется тут, вокруг?
Ладно, милая, не волнуйся: я ведь взрослая, разберусь. Только мам, про Рождество... ты прости, я домой не вернусь. Ты поймешь почему, я верю. Не сердись на свою Лили. И пришли мне с ответом тот свитер, что мы летом ему нашли.
Ладно, милая, я убегаю: надо младших опять разнимать. За меня не волнуйся, справляюсь. Напишу тебя дня через три.
Обнимаю, целую, скучаю.
Твоя "рыжая милая Ли".